Письмо про медосмотр посетителя сайта.

Меня зовут Валера, мне уже 37 лет. Живу в Москве, чувствую себя вполне

неплохо. Однако тематика Вашей странички показалась мне интересной, и я

решил написать Вам, чтобы внести некоторую ясность относительно того,

как некоторые события происходили в не столь отдалённые, но весьма не

почитаемые времена. Те, о которых сейчас в Украине почему-то полагается

не вспоминать.

Свою первую медкомиссию я запомнил очень хорошо. Её мне пришлось

проходить в 1985 году в одном из городков Читинской области. Со своим

классом пойти не удалось, я тогда приболел и пошел по повторной

повестке, даже не побывав в школе. Дело было в ноябре, серым ветреным

днем.

 Городской военкомат там очень старый, – огромное, дореволюционной

постройки, мрачное здание из красного кирпича, бывшее в своё время то ли

казармой, то ли тюрьмой. На комиссию собралось примерно 40 пацанов. У

нас забрали повестки и отвели в довольно просторное помещение со

стульями вдоль стен. Вызывали по алфавиту, 5 человек сразу. Я чувствовал

себя довольно неловко, особенно после того, как мой сосед

поинтересовался у приятеля, как придётся раздеваться: до пояса или до

трусов. Не хотелось ни так ни так, но что делать, всё-таки комиссия. Я

попал в третью пятёрку, заполнил анкету и отправился по врачам.

Всё началось с окулиста, стоматолога и лора (все трое – женщины, причём

довольно пожилые). Никаких проблем с ними у меня не оказалось, и я даже

обрадовался. Но, как выяснилось, рано – узенький полутёмный коридорчик

закончился дверью с грозной надписью «Раздевалка».

Вдоль стен небольшой комнаты с одним-единственным окном стояли самые

обыкновенные деревянные лавки, такие же, как в нашем школьном спортзале.

На них в произвольном порядке лежали вещи, внизу стояла обувь с

вложенными в неё носками. Около одной из скамеек раздевался парень из

предыдущей пятёрки, который как раз только что снял майку и стоял голым

по пояс. Я подумал, что ему уже пора на комиссию, но не тут-то было: он

покосился в мою сторону, покраснел, отвернулся, и не глядя на меня

принялся стаскивать джинсы.

Выходило, что ходить по кабинетам придётся почти что голышом.

Перспектива не из приятных, но деваться некуда. Между тем парень,

похоже, не торопился. Он аккуратно сложил джинсы и мялся около скамьи в

синих спортивных трусиках с двумя белыми полосками по каждой стороне. Я

нагнулся, укладывая рубашку, а когда выпрямился, мои глаза едва не

вылезли из орбит: парнишка медленно снимал трусы! Оставшись совершенно

голым, он кинул их поверх остальной одежды и пошлёпал к выходу,

старательно прикрывая ладонями своё хозяйство.

К такому повороту событий я был совершенно не готов. При одной мысли о

том, что сейчас предстоит, стало не по себе. Однако назад пути не было,

оставалось только вперёд, но для этого требовалась самая малость.

Труднее всего оказалось снять трусы. Плавки я терпеть не могу, а когда

наконец выпутался из своих полинявших чёрных сатинок, открылась дверь и

на пороге появился тот паренёк, что сидел по соседству со мной. Он

несколько оторопело посмотрел вокруг, засопел и принялся расстёгивать

куртку, сообразив что к чему. Ну а мне пришло время отправляться на

комиссию.

Прямо за дверью раздевалки оказалась здоровенная комната. Толстая тётка

в грязном белом халате велела мне стать на весы, затем на ростомер и

напоследок заставила дунуть в трубку, чтобы измерить объём лёгких.

Результаты она записала в медкарту и передала её через окошко в стенке в

соседний кабинет.

Из этой комнаты я вышел в коридор. Не покраснеть было никак нельзя:

около каждой двери стояло как минимум по одному совершенно голому

пацану, дожидаясь, пока врач не вызовет через подвешенный наверху

динамик. Мои ладони намертво прилипли к низу живота, у остальных они,

естественно, находились там же.

Первым врачом был невропатолог, лысый толстяк с обмотанной шарфом шеей.

Вопросов он не задавал, только мельком глянул на меня, велел сесть

напротив, стукнул по моей коленке резиновым молоточком и что-то записал

в карточку. Ещё один, как я понял – психиатр, тощий капитан, даже не

удосужившийся надеть халат, минут пятнадцать расспрашивал меня про

всякую ерунду, начиная от школьных оценок и заканчивая семейными делами,

явно интересуясь следами ремня на моей заднице. Было ощущение, что ему

просто не с кем поговорить, но зачем для такой беседы ещё и снимать

трусы, я так и не понял.

А в следующем кабинете пришлось краснеть всерьёз. Терапевтом оказалась

миловидная дамочка лет тридцати, впридачу к которой торчали две

девчонки-медсестры на вид чуть постарше восемнадцати. Для измерения

давления одну руку пришлось положить на стол, из-за чего прикрываться

стало весьма неудобно. Глядя на такое дело, девчонки едва не захихикали.

Врачиха велела показать язык, послушала лёгкие и я с явным облегчением

покинул её кабинет.

Хирург принимал последним, к нему собралась небольшая очередь. Заходили

по одному; врач, сильно надушенный мужик средних лет, осматривал

довольно пристально. Справившись, нет ли жалоб, он для начала велел мне

сделать немного простых гимнастических упражнений – несколько раз

нагнуться и присесть, держа руки на поясе. Затем попросил показать

ступни ног (видимо, на предмет плоскостопия), после чего велел открыть

головку члена. Я в очередной раз покраснел, но что поделаешь – пришлось

показывать. Хирург пощупал мои яички, не нашёл в них никакой крамолы и

скомандовал повернуться к нему спиной, нагнуться и раздвинуть ягодицы. Я

встал как было сказано, и тут же ойкнул, когда его палец в резиновом

напалечнике вошёл в мою попку. Это был первый посторонний предмет,

побывавший там. Разумеется, я представить не мог, что чуть больше чем

через два года буду стоять в таком же виде и примерно в такой же позе, а

препротивнейший сержант Арушанян раз и навсегда лишит меня невинности.

(Кстати, Бог на свете всё-таки есть: мерзавец появился на свет в

Спитаке, в начале декабря 1988 года убыл в отпуск и оказался в своём

родном городишке как раз 7 числа. В общем, больше его никто никогда не

видел). Но это было потом, а пока врач вынул свой замечательный палец и

сообщив, что со мной по его части всё в порядке, отправил восвояси.

Что было дальше? А дальше мы почти 3 часа сидели в некоем подобии

спортзала под присмотром молоденького, но сердитого лейтёхи с красной

повязкой на рукаве, дожидаясь, пока комиссию пройдут все. Затем пришёл

зам военкома, весёлый розовощёкий майор (сам военком, как выяснилось,

уже месяц был в госпитале), и началась процедура выдачи приписных

свидетельств – невзрачных сереньких книжечек, без которых, однако, не

брали ни на учёбу, ни на работу. Было почти три часа пополудни, когда

нам наконец разрешили одеться и отправляться по домам.

Мне довелось проходить ещё несколько комиссий: призывную, на которой всё

было так же, разве что вместо дамочки-терапевта появилась старая дева

лет пятидесяти пяти с одной медсестрой примерно такого же возраста, и

шесть медосмотров уже в армии. Один перед карантином, другой после, и

ещё четыре – раз в полгода. Для их проведения (а служил я в Куйбышеве) в

часть приезжали врачи из Окружного военного госпиталя ПриВО. В те годы в

нём долечивалось множество раненых из ОКСВ в Афганистане, и медики прямо

говорили, что нам крупно повезло не попасть на настоящую войну.

На этих осмотрах палец в попку не вставляли, и вообще они выглядели

довольно формально – ну какие могут быть проблемы у солдата в части,

которая находится в получасе езды от Командующего Округом! Кормили нас

на совесть («куски» подворовывали, не без этого, но на нашем рационе это

никак не сказывалось), вражеская «перестройка» в армию тогда пока ещё не

добралась. А поскольку часть находилась в городе, в основном мы

конкретно качались – больше делать просто нечего, служба была не

очень-то пыльная. К концу её я очень напоминал такой же кусок мяса,

которые обычно красуются на соревнованиях по бодибилдингу. Но после

дембеля всё устаканилось…

Возвращаюсь к медосмотрам. В них, кроме нас, участвовало всего семь

врачей, всегда одни и те же: терапевт, окулист, стоматолог, лор,

невропатолог, психиатр и конечно же хирург – ну как без него! На осмотр

водили повзводно, командовал всем этим делом начальник МСЧ майор

Чмищенко (фамилию могу переврать, но вроде такая), квадратненький пухлый

украинец и отменно хороший дядька. До сих пор вспоминаю его характерный

голос с мягким южным акцентом: «Раздевайсь! Кто готов – становись!»

Когда моего друга, пошедшего в увольнительную, крепко отделали местные

гопники (те, что сейчас называются «скинхэдами», эпоха стычек молодёжных

группировок – «гопников» и «аквариумистов» была в разгаре), майор лично

примчался на КПП с двумя санитарами несмотря на то, что шёл третий час

ночи. Лёшку отвезли в санчасть, он лично прооперировал его (парня били

арматурой, требовалось удалить осколки костей чтобы избежать гангрены),

и через месяц мой друг встал на ноги. Думается, майор поступил так не из

страха перед начальством, просто клятва Гиппократа и воинский долг были

для него главней.

Так вот, по летней форме мы раздевались до трусов. Снимали их только у

хирурга, который из-за недостатка помещений принимал в кабинете

антропометрии. По зиме было сложней: армейская «белуха» (кальсоны плюс

нательная рубаха) никак не клеилась к Правилам проведения медицинских

освидетельствований личного состава. Выдавать же трусы всему полку для

проведения комиссии выглядело бы явной нелепостью. Поэтому на зимних

медосмотрах приходилось разгуливать голышом, но и тут начальство

оказалось на высоте: все врачи, приезжавшие к нам зимой, – мужчины.

Летом допускалось наличие одной-двух женщин, но зимой ни в коем случае.

Вспомнился один нелепый конфуз, случившийся как раз в декабре 1988 года.

Наш 3-й взвод 2-й роты прибыл на медосмотр примерно к 16 часам.

Разделись как полагается, врачи начали приём и тут минут через 10 во

всей части погас свет. Принимать нельзя – темно, одеваться снова – а

вдруг электричество дадут, тогда опять по новой?! Чмищенко решил так:

час ждём, если света не будет – одеваемся как есть и дуем в казарму,

если дадут – врачам повезло. Дали, но как раз почти через час, после

приказа развернуть резервные генераторы. Это дело двух минут, но для

согласования на высоком уровне потребовалось гораздо больше времени.

Весь этот час мы простояли голышом в коридоре, что совсем не прибавило

оптимизма.

Вот, пожалуй, и всё. Если появятся вопросы – пишите, постараюсь ответить

по возможности подробно.

С уважением.